Роун очнулся и вздрогнул. Крыса подбиралась к его ноге, как видно, намереваясь на него нанпасть. Ругнувшись, он пнул это наглое существо. Оно отскочило на несколько футов и притихло в предвкушении скорой добычи.

Роун нащупал порез на ноге и текущую кровь. Укус на руке пульсировал пылающей болью. Роун почувствовал, что его лихорадит и сильно кружится голова, дотронулся до лба — он был сухой и горячий. Невероятным усилием воли он заставил себя выкинуть из головы все мысли, кроме одной-единственной — он должен выжить! Его совсем не прельщала участь быть заживо съеденным либо погребенным в этой вонючей яме. Чего бы это ему ни стоило, но он убежит и донберется до Земли! Пусть не сейчас, но это непренменно когда-нибудь свершится!

— Ты еще жив, парень? — разбудил его голос, и Роун в страхе открыл глаза. Он увидел наверху силуэт человека, вырисовывающийся на фоне темного неба.

— Да, черт побери, и я еще жив, и крыса тоже. Так что удвой рацион. Старый охранник рассмеялся.

— Такого приказа не было.

Кусок хлеба ударился о стену, отлетев в стонрону. Крыса молнией метнулась к нему. Роун с трудом поднялся, стянув тяжелый металличенский ремень и завязав брюки узлом, чтоб не спандали. Они теперь то и дело сваливались с острых, словно ножи, бедер.

Каждое движение рождало тошноту, комом подступавшую к горлу. Силы окончательно понкидали его.

Держа ремень за один конец, Роун двинулся на крысу и, подойдя почти вплотную, навалился на нее всем телом. Ему удалось схватить ее в тот момент, когда, казалось, она уже выскользнула из-под него. Колотясь в жидкой грязи, крыса занвизжала, пронзительно и отчаянно, как женщинна, и в воздухе повисло зловоние страха.

Но тут Роун почувствовал, как колени его разъезжаются. Он хлопнулся лицом в грязь, одннако это не помешало ему со звериным удовольнствием ощущать предсмертные конвульсии животнного. И даже когда крыса замерла, он, все еще до конца не веря в это, сдавил пальцы на ее горле. Изнурительный голод и слабость постепенно, день за днем, убивали его. Он знал это, но не хотел смириться. Он содрал шкуру с грызуна остнрой пряжкой ремня и накинулся на еще теплое, вонючее мясо.

Лихорадка отступила только через три дня. Роун пытался восстановить силы, насколько было можно, двигаясь по дну ямы и делая элементарнные физические упражнения. Труднее оказалось тренировать сознание. Иногда день пролетал нензаметно, как одна минута, а вот ночь тянулась до бесконечности. Разнообразие вносил лишь дождь, когда вода поднималась до колен, плохо впитываясь в размокшую жижу. Время тянулось монотонно и долго… Но вот наступил день, когда не пришел старик с хлебом. Роуну ничего не оснтавалось делать, как ждать. Ждать вопреки всенму. Звезды на небе появлялись и исчезали, снова появлялись, а к Роуну никто не приходил. И ему стало казаться, что он давно уже умер и именно такой должна быть смерть — бесконечная боль, ожидание, а весь мир — всего-то маленькая яма и крохотный круг недосягаемого неба над головой.

Роун лежал неподвижно, мечтая уснуть и увиндеть во сне Стеллери и какую-нибудь пищу. Он задремал. И действительно увидел Стеллери, она кормила его массой деликатесов из разных минров, поила его великолепным земным вином… А потом все это исчезло; где-то в темноте призывно кричал Гом Балж… И Генри Дред тоже кричал…

Роун с трудом разлепил спекшиеся веки. Нет, это не сон, кто-то и впрямь кричит там, наверху. Роун напрягся. Чья-то голова вырисовывалась на фоне неба. Роун увидел веревку, болтающуюся прямо перед ним. Неужели это реальность? Ненкоторое время он боялся к веревке притронуться, а вдруг это все еще сон… Слишком долго он ждал этой минуты…

Но он все-таки протянул руку, почти ни на что не надеясь, и почувствовал веревку. Люди сверху что есть сил кричали, просили надеть петнлю на запястья. Роун машинально сделал это и сразу почувствовал, как веревка натягивается, вытаскивая его наверх. Резкая боль прострелила руки, он попытался ухватиться за веревку, но не удалось. Его снова тащили на веревке, но только теперь уже вверх. И все равно ему казалось, что конца этому проклятому подъему не будет.

А потом его подхватили крепкие руки, поднняли и опустили на твердую землю. Над ним склонилось широкое уродливое лицо гука.

— Ну и ну, босс! — только и воскликнул Сидис.

А у Роуна вдруг мелькнула мысль, что, нанверное, идет дождь, потому что по широкому конжистому лицу Сидиса сбегали капельки.

— Ну, ребята… свой шанс вы не упустили, — наконец вымолвил и Роун.

Появился Аскор, ухмыляясь своей привычной кровожадной усмешкой. И эти лица для Ронуна были приятней, чем все остальные, когнда-либо им виденные. Он улыбнулся, хотел что-то еще сказать, но растворился в бездонной мягкой ночи.

— Ешь медленно, — откуда-то издалека донеснся до него раздраженный голос. — И не торопись.

Роун зажмурился от нестерпимо яркого света, миска дрожала в его слабых руках. Врач, сидевший возле, после внимательного осмотра удивнленно присвистнул.

— Я даю тебе огромную долю витастина, — сказал он. — Примерно через час ты почувствунешь себя человеком. Но не увлекайся, если, коннечно, нет особого желания, — добавил он.

Аскор и Сидис запихнули его в душ и дали щетку для мытья, потом уложили спать, и к тому времени, когда наконец он очнулся, была готова подогнанная под его костлявую фигуру униформа.

Собственное отражение в зеркале показалось чужим и страшным — тощий, незнакомый станрик с высохшим лицом и запавшими глазами. Волосы на висках серебрились белыми ниточканми. Но Роун только ухмыльнулся своему отранжению.

— Мы живы, — бодро произнес он.

Аскор и Сидис за его спиной тоже улыбались.

— Идемте, ребята, — сказал Роун. — Здесь нам делать нечего.

Уже на борту угнанного сверхсветового лайненра лБлудница Преисподней», после целого часа полета, Роун наконец позволил себе расслабиться в глубоком кресле первого офицера, изучая даннные приборов.

— Рад, что вам удалось вовремя появиться, — сказал он. — Однако довольно глупо — проводить подобную операцию вдвоем.

— А мы были не одни, босс, — уточнил Синдис. — С такой-то великолепной лоханкой… Коннечно, нам пришлось почти месяц болтаться в космосе, но времени лететь на старый лГнев Ненбес» не было.